Артериальная гипертензия и церебральная микроангиопатия: генетические и эпигенетические аспекты взаимосвязи

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

Артериальная гипертензия (АГ) и ассоциированные с ней церебральные осложнения являются крайне значимой медицинской и социальной проблемой. Несмотря на очевидную связь АГ с клиническими и нейровизуализационными проявлениями церебральной микроангиопатии (ЦМА, cerebral small vessel disease), причинно-следственные взаимоотношения между ними неоднозначны. Антигипертензивная терапия не всегда оказывается эффективной для предотвращения поражения головного мозга. Значение универсальных факторов развития АГ и ЦМА важно для прогнозирования возникновения церебральных осложнений и разработки новых направлений их профилактики и лечения. В настоящее время на основе полногеномных исследований ассоциаций и других современных подходов осуществляется поиск общих наследственно обусловленных механизмов развития АГ и ЦМА, позволяющих объяснить значительное число случаев ЦМА без АГ, несоответствие между тяжестью АГ и выраженностью церебрального поражения, неэффективность антигипертензивной терапии в сдерживании прогрессирования ЦМА. Определенная роль в развитии заболеваний отводится эпигенетическим маркерам, по всей видимости, играющим важную модулирующую роль.

Полный текст

ВВЕДЕНИЕ Артериальная гипертензия (АГ) на протяжении многих десятилетий занимает ведущее положение в структуре заболеваемости и смертности населения во всем мире. АГ диагностируется в среднем у каждого третьего взрослого, имеет возрастзависимый характер и тенденцию к продолжению роста в ближайшие десятилетия [1-4]. Церебральные осложнения АГ возникают наиболее рано, доминируют и вносят наибольший вклад в структуру смертности, связан ной с АГ [5-7]. Ассоциированное с АГ поражение мелких артерий, артериол, капилляров и венул головного мозга приводит к развитию прогрессирую щей церебральной микроангиопатии (ЦМА) (в России входит в более широкое понятие дисциркуляторной энцефалопатии, в зарубежной литературе обозначается как small vessel disease) - одной из основных причин инсультов и деменции [5, 8-14]. В настоящее время установлена связь гиперинтенсивности белого вещества (ГИБВ, ранее лейкоареоз) - признанного нейровизуализационного маркера ЦМА, с длительностью и профилем АГ, когнитивными нарушениями/деменцией, инвалидизацией, риском инсульта и смерти [10, 15-24], а также возможность замедления прогрессирования ГИБВ и когнитивных нарушений при адекватной антигипертензивной терапии [11, 25, 26]. Косвенным подтверждением последнего мог ли бы стать и недавние результаты Фремингемского исследования, показавшие снижение частоты сосудистой деменции у лиц со средним и высшим образованием, что, предположительно, обусловлено их большей информированностью, доступностью медицинской помощи и приверженностью терапии. Однако уменьшение распространенности большинства сосудистых факторов риска в данной группе лиц, включая контроль АГ, не смогло в должной мере объяснить снижение частоты деменции [27]. Кроме того, хорошо известное из клинической практики отсутствие прямых корреляций между тяжестью АГ и выраженностью клинических и нейровизуализационных проявлений ЦМА, а также возможность развития ЦМА у лиц среднего и пожилого возраста без АГ, указывают на неоднозначность взаимоотношений ЦМА и АГ и невозможность рассмотрения гипотензивной терапии как единственной стратегии при ведении больных с ЦМА с целью предотвращения ее прогрессирования. Эпидемиологический анализ выявляет высокий коэффициент наследуемости лейкоареоза при семейных и близнецовых исследованиях (55-71%) [28], а также перекрывание более чем на 1/3 (36%) наследственных факторов контроля пульсового артериального давления и показателей фракционной анизотропии белого вещества головного мозга [29]. В этой связи можно предположить, что тесную взаимосвязь АГ и ЦМА можно объяснить общими генетическими нарушениями. Влияние на развитие обоих заболеваний общих факторов внешней среды, включая питание и образ жизни, может указывать на участие единых эпигенетических механизмов регуляции экспрессии генов. С этим согласуются уже упоминавшиеся результаты Фремингемского исследования [27]. Приверженность здоровому образу жизни и питанию, более ожидаемое среди лиц с высоким образованием, может быть одним из объяснений снижения деменции в данной популяции. ГЕНЕТИКА АГ И ЦМА К основным направлениям генетических исследований АГ и ЦМА относятся: • изучение моногенных (менделевских) форм; • анализ генов-кандидатов, ассоциированных с известными признаками/механизмами развития заболеваний; • полногеномный поиск ассоциаций (GWAS, Genome Wide Association Studies) - уточнение нуклеотидных вариантов, ассоциированных с АГ и ЦМА. Моногенные формы АГ и ЦМА Число моногенных (менделевских) форм АГ и ЦМА, известных к настоящему времени, невелико. Моногенные формы АГ имеют крайне низкую встречаемость в популяции [30]. Несмотря на патогенетическую гетерогенность, все они связаны с мутациями в компонентах ренин-ангиотензин-альдостероновой системы (РААС), конечной точкой действия которых является нарушение экскреции натрия с мочой. Ниже перечислены основные гены, мутационные повреждения которых ассоциированы с конкретны ми формами ЦМА (табл. 1). К наиболее известным моногенным формам ЦМА относятся СADASIL, об условленный мутацией в гене рецептора NOTCH3, локализованном на хромосоме 19q12; CARASIL (мутации в кодирующем сериновую пептидазу 1 гене HTRA1, локализованном на хромосоме 10q25), аутосомно-доминантная форма COL4A1 (картированный на хромосоме 13q34 ген СOL4A1, кодирующий α1-коллаген типа IV), RVCL (хромосома 3p21, ген TREX1, кодирующий ДНК-азу III, обладающую 3’-5’-экзонуклеазной активностью) и болезнь Фабри (Х-сцепленное заболевание, вызывается мутациями в гене GLA, кодирующем α-галактозидазу А, хромо сома Xq22) [31]. При всех этих формах ЦМА измененный белковый продукт приводит к потере структурно-функциональной целостности мелких артерий с последующим вторичным поражением вещества головного мозга. CADASIL - наиболее часто диагностируемая наследственная ЦМА. Ее ориентировочная распространенность составляет 4.6/100000 взрослого населения, а частота мутаций в гене NOTCH3 - 10.7/100000 взрослых [32]. У большинства больных CADASIL АГ отсутствует, однако при ее наличии у носителей определенных полиморфизмов в гене NOTCH3 повышен риск поражения белого вещества головного мозга [33]. Точная информация о распространенности других моногенных ЦМА неизвестна, и анализ встречаемости АГ отсутствует. Гены-кандидаты АГ и ЦМА Основные направления поиска генов-кандидатов, определяющих индивидуальный риск развития заболеваний, включают исследование генов ключевых компонентов РААС, эндотелия, гемостаза, воспаления и иммунного ответа, нейротрофических факто ров и некоторых других (табл. 2) (названия генов/ полиморфизмов/белков приведены в соответствии с международной номенклатурой https://www.ncbi.nlm.nih.gov/genome/guide/human/). По всей видимости, исключительную значимость для развития АГ имеет нарушение функционирования РААС. Дисбаланс в работе звеньев РААС ассоциирован с вазоконстрикцией, нарушением электролитного баланса с задержкой натрия и воды, ремоделированием сосудов [30]. Наиболее хорошо из учена роль в этих процессах генов ангиотензиногена (AGT), ангиотензинпревращающего фермента (ACE), альдостеронсинтазы (CYP11B2). Результаты, полученные при изучении значимости генов рецепторов типа 1 и 2 ангиотензина II (AGTR1, AGTR2) и ренина, противоречивы [34-36]. Ген AGT ангиотензиногена (хромосома 1q42). Ген AGT относится к суперсемейству генов серпинов, экспрессируется в мозге, печени, сердце, жировой ткани, в почках и стенках сосудов и кодирует предшественник ангиотензина II (AGTII) - физиологического регулятора артериального давления (АД) и водно-солевого обмена. Показано, что среди значительного числа молекулярных вариантов гена AGT только полиморфизмы rs699C > T (кодон М235T) и rs4762C > T (кодон Т174М) связаны c АГ и уровнем ангиотензиногена в плазме крови европейцев и белых американцев [37, 38]. Следует отметить неоднозначные результаты, полученные при попытках повторения этих исследований [39, 40]. Согласно [41], гомозиготный генотип кодона М235T гена AGT значимо и независимо от АГ связан с прогрессированием поражения мозга при ЦМА, но не с каротидным атеросклерозом, что позволило предложить этот генотип в качестве генетического маркера прогрессирующего поражения мозга при ЦМА. В то же время число лакун, выявляемых в мозге носителей данного генотипа, было значимо меньше, чем у гетерозиготных носителей [35]. Последнее объясняют вероятным участием ангиотензиногена в процессах тромбообразования. Косвенным подтверждением может быть независимая от повышения АД связь полиморфизма гена AGT с развитием лакунарного инфаркта [35]. Исследование полиморфизмов С521Т (Т174М, Т207М), rs699 (Т704С) гена AGT в популяции Забайкалья не выявило их связи с развитием хронической ишемии мозга, наиболее вероятно связанной с ЦМА [42]. Анализ группы из 410 взрослых 50-75 лет с характерными для ЦМА изменениями, выявленными методом МРТ, пока зал, что четыре наиболее частые мутации в про моторной части гена комбинируются в гаплотипы. При этом В-гаплотип (-6:A, -20:C, -153:G, -218:G) независимо от АГ является фактором риска изменений в головном мозге. Установлено, что гомозиготность (B/B) данного гаплотипа в восемь и более раз повышает риск поражения головного мозга при ЦМА [43]. В-гаплотип, как показано в дальнейшем, усиливает основную транскрипционную активность про мотора AGT в астроцитах - основном месте синтеза AGT в головном мозге, что указывает на возможную связь поражения белого вещества с нарушением активности РААС [44]. В более позднем исследовании взаимосвязь отдельных полиморфизмов в генах ACE и AGT с поражением белого вещества при ЦМА не была выявлена. Исключение составил полиморфизм -20A > C в промоторной области гена AGT, ассоциированный с лейкоареозом у больных с АГ [45]. Недавно у здоровых лиц пожилого возраста была установлена связь между полиморфизмом M268T (ранее M235T) гена AGT и потерей микроструктуры некоторых участков белого вещества головного мозга, оцениваемой по фракционной анизотропии при проведении МРТ [46]. Ген ACE ангиотензинпревращающего фермента (хромосома 17q23). Ангиотензинпревращающий фермент осуществляет превращение ангиотензина-1 в мощный вазопрессор ангиотензин-2; расщепляет брадикинин - стимулятор образования эндотелиального NO - до неактивных метаболитов; регулирует выделение альдостерона. Наиболее устойчиво с АГ связан инсерционно-делеционный (I/D) полиморфизм в интроне 16 гена ACE, определяемый по наличию/отсутствию Alu-повтора. Установлено, что сочетание аллелей II+ID I/D-полиморфизма с ежедневным употреблением более 2300 мг соли сопряжено с АГ и последующим ожирением [47]. Установлена связь D-аллеля I/D-полиморфизма с диастолической и систолической АГ, суточной вариабельностью АД, а также с поражением органов-мишеней [48-52]. Показана значимость D/D генотипа в развитии поражений головного мозга при ЦМА [53, 54] и для прогнозирования развития данного поражения [55]. Ген альдостеронсинтазы (CYP11B2, хромосома 8q24.3). Альдостеронсинтаза катализирует синтез альдостерона из дезоксикортикостерона. Альдостерон увеличивает канальцевую реабсорбцию Na+ и выведение К+, что повышает способность тканей удерживать воду. Протективное действие C-аллеля полиморфизма rs1799998 (-344T > C) CYP11B2 проявляется при лейкоареозе и расширении периваскулярных пространств [36, 56]. Гены, влияющие на функцию эндотелия В число этих генов входят ген NOS1, кодирующий нейрональную (nNOS) NO-синтазу (хромо сома 12q24.2-q24.3), и ген NOS3 эндотелиальной (eNOS) NO-синтазы (хромосома 7q35-q36). Важную роль в поддержании гомеостаза эндотелия играет NO. Нарушение продукции NO приводит к срыву физиологической вазодилатации, повышению агрегации и адгезии тромбоцитов, пролиферации и миграции гладкомышечных клеток, воспалению - главных патофизиологических механизмов АГ и ЦМА. Ингибирование гена NOS1 в продолговатом мозге и гипоталамусе связано c патогенезом систем ной гипертензии [57]. Полногеномный поиск ассоциаций факторов риска ишемического инсульта указывает на NOS1 как на потенциальный ген-кандидат [58]. Среди 58 однонуклеотидных замен в генах NOS ассоциированными с АГ оказались полиморфные сайты rs3782218 в NOS1, rs3918226 и rs3918227 в NOS3 [59]. Данные российских исследователей, изучавших связь полиморфизма rs1799983 (G298A, G894T) и 4а/4b гена NOS3 с АГ и ремоделированием стенки крупных церебральных артерий, противоречивы [60-62]. Устойчиво воспроизводимые результаты, касающиеся значения полиморфизмов NOS в развитии ЦМА, не получены. Ген эндотелина-1 (EDN1, хромосома 6p24.1). Установлена связь полиморфизмов rs5370G > T (ко дон K198N) гена EDN1, кодирующего мощный вазоконстриктор эндотелин, c развитием АГ [63, 64]. Роль полиморфизмов в генах эндотелинов и их рецепторов при ЦМА не подтверждена [45]. Ген метилентетрагидрофолатредуктазы (MTHFR, хромосома 1p36.22). Метилентетрагидрофолатредуктаза участвует в превращении гомоцистеина в метионин в присутствии кофак торов - витаминов В6, В12, и субстрата - фолиевой кислоты. Большинство популяционных ис следований подтверждает связь полиморфизма rs1801133C > T (C677T) в гене MTHFR с гипергомо цистеинемией и развитием ЦМА (объемом ГИБВ или лакунарными инфарктами) у больных с АГ и без нее [65, 66]. Однако в значительной части работ не выявлено отсутствия связи полиморфизма C677T с ГИБВ [55, 67, 68]. Исследования, оценивавшие суммарный эффект носительства нескольких полиморфизмов, обнаружили значимое нарастание ЦМА (ГИБВ, лакунарные инфаркты) при сочетании варианта C677T гена MTHFR с D/D-генотипом I/D-полиморфизма гена ACE. В то же время комбинация одного из генотипов 2/2, 2/3, 4/4, 4/3 гена АРОЕ (хромосома 19q13, белковый продукт аполипо протеин Е) с MTHFR C677T или D/D-генотипа ACE может выступать в качестве независимого генетического фактора риска лейкоареоза [69, 70]. Гены системы гемостаза Противоречивые данные получены о связи полиморфизма rs2020918 (-7351C/T) в гене тканевого актива тора плазминогена (PLAT, или ТРА) с развитием лакунарных инфарктов [71, 72]. Показана взаимосвязь AA-генотипа полиморфизма rs1800790 (455G/A) гена фибриногена (FGB) с повышенным риском развития множественных лакунарных инфарктов [73]. Гены иммунного ответа и воспаления Наибольшее число работ по изучению патогенетической значимости мутаций в генах показателей воспаления посвящено генетическим вариантам цитокинов. Установлена связь полиморфизмов rs1800796 (-572G > C) гена интерлейкина-6 (IL6) [74] и rs1800629 (308G > A) гена TNFα, кодирующего фак тор некроза опухоли альфа, с развитием АГ в азиатской популяции [75]. Полиморфизмы гена TNFα влияют на течение АГ и в популяции Центрального Черноземья России [76]. Полиморфизм rs3918242 (-1562C > T) в гене матриксной металлопротеиназы-9 (MMP9) ассоциирован с риском развития АГ [77]. Исследование полиморфизма rs16944 (-511C > T) в гене интерлейкина-1β (IL1B) выявило преобладание генотипа Т/Т у пациентов с лакунарными инсультами по сравнению с другими подтипами инсультов. Анализ с учетом сопутствующих факторов позволил сделать заключение о Т/Т-генотипе гена IL1B (полиморфизм -511C > T) как о независимом факторе риска инсульта при ЦМА [78]. Показана также связь С/С-генотипа полиморфизма rs1800795 (-174G > C) гена IL6 с лакунарным инсультом и повышенным риском ГИБВ [79, 80], а полиморфизма rs1800796 (-572G > C) - с развитием бессимптомных инфарктов [80]. Нарастание ГИБВ выявлено у лиц старшего и пожилого возраста без неврологического дефицита, гомозиготных носителей Т-аллеля гена IL1B rs16944 (-511C > T) и Т-аллеля в положении -286 (rs3091244) гена CRP С-реактивного белка (СРБ) [81]. Установлено повышение частоты носительства гомозиготных вариантов полиморфизмов: -31СC гена IL1В, -174GG гена IL6, -197AA гена IL17A, -166ArgArg гена IL17F; аллелей IL-1β-31C гена IL1В, IL17F-166Arg гена IL17F у пожилых больных с хронической ишемией, с наибольшей вероятностью связанной с ЦМА, в популяции Забайкалья России [82]. Не обнаружено ассоциации гаплотипов/поли морфизмов гена CRP с ЦМА [83]. Показано, что носительство аллельных вариантов rs1030868:g.T, rs2241145:g.C, rs2287074:g.A, rs2287076:g.C и rs7201:g.C гена ММР2 сопряжено с риском развития лакунарных инфарктов, аллель rs7201:g.C является независимым фактором риска их развития [84], а генотип C/C гена MMP2 (rs243865, 1306T > C) играет независимую предиктивную роль в развитии лейкоареоза [85]. Гены трофических факторов Установлена связь полиморфизма rs2010963 (-634G > C) гена фактора роста эндотелия сосудов (VEGF) с развитием лакунарного инсульта [86]. Выявлена разнонаправленность влияния гомозиготного носительства различных аллелей кодона Val66Met (rs6265) гена нейротрофического фактора мозга (BDNF) при ГИБВ и когнитивных нарушениях: аллель Met является защитным, аллель Val - повреждающим [87]. Таким образом, к настоящему времени изучено значительное число генов, отобранных на основе данных о причинах и механизмах развития заболеваний. Установленные и воспроизводимые взаимосвязи полиморфизмов этих генов с АГ и ЦМА позволяют рассматривать их в качестве факторов риска заболеваний. Однако большинство исследователей указывают, что совокупные данные объясняют лишь не большую часть случаев АГ и ЦМА и особенности их течения, а нередкие противоречия в результатах об условлены невозможностью их повторения на других выборках [88]. Данные о независимой от АГ связи мутаций в ключевых факторах патогенеза, например, ТТ-генотипа (полиморфизм М235T) и B-гаплотипа гена AGT с развитием и прогрессированием ЦМА подтверждают неоднозначность взаимоотношений ЦМА и АГ. Кроме того, зависимость клинической значимости мутаций от факторов внешней среды, в частности, развитие АГ и ожирения у носителей I/D-полиморфизма в гене AСE и влияние ежедневного употребления высокосолевой диеты [47] подтверждают необходимость уточнения воздействия факторов внешней среды на генную экспрессию при изучении механизмов АГ и ЦМА. Подход, основанный на изучении генов-кандидатов, имеет определенные ограничения в оценке многообразия возможных вариантов взаимодействия и перекрывания наследуемых особенностей. ПОЛНОГЕНОМНЫЙ ПОИСК АССОЦИАЦИЙ (GWAS) К настоящему времени проведено несколько полно геномных исследований, направленных на уточнение локусов, связанных с АГ и ЦМА (табл. 3). Однако лишь немногие из таких исследований обнаружили локусы с полногеномной значимостью (р < 5 × 10-8). Консорциум BPGen (Global Blood Pressure Genetics) и консорциум CHARGE (the Cohorts for Heart and Ageing Research in Genome Epidemiology) в результате анализа 34433 и 29136 лиц соответственно выявили восемь локусов, связанных с АГ, три из которых оказались общими в обоих исследованиях [89, 90]. В последующем консорциум ICBP GWAS (International Consortium for Blood Pressure Genome-Wide Association Studies) проанализировал данные 200000 лиц и выявил 29 локусов, шесть из которых были определены ранее как значимые для АГ [91]. Многие из этих локусов рассматриваются как вероятные кандидаты, включая гены NPPA и NPPB, кодирующие натрийуретические пептиды. В 2011 году консорциум CHARGE провел первый полногеномный поиск ассоциаций с ГИБВ среди 9361 лица европейского происхождения без инсульта в анамнезе (средний возраст 69.5 лет, 42.6% мужчины) [92]. Выявлено шесть однонуклеотидных поли морфизмов с полногеномным уровнем значимости, ассоциированных с высоким риском развития ГИБВ. Из них наибольшую связь с выраженностью ГИБВ показал rs3744028 в гене TRIM65. Полиморфизмы были картированы в едином генетическом локусе - участке хромосомы 17q25, содержащем семь основных генов - WBP2, TRIM65, TRIM47, MRPL38, FBF1, ACOX1, UNC13D. Все эти гены вовлечены в процессы нейровоспаления и функционирования иммунной системы. Результаты данного мета-анализа были воспроизведены в последующих исследованиях [93-95]. В 2015 году были опубликованы результаты мультиэтнического полногеномного исследования ассоциаций с ГИБВ [96], в котором приняли участие 21079 лиц среднего возраста без деменции и инсульта, отобранных из 29 популяционных когорт: 17936 - европейского, 1943 - африканского, 795 - латиноамериканского, 405 - азиатского происхождения. Полученные данные подтвердили связь участка хромосомы 17q25 с риском развития ГИБВ, также выявлены три локуса (хромосомы 10q24, 1q22, 2p16.1), связанных с ГИБВ более чем в одной популяции. Показано, что генетические локусы, регулирующие систолическое и диастолическое АД, связаны и с возникновением ГИБВ. Новый локус на хромо соме 10q24, содержащий в интронах генов PDCD11, NEURL, SH3PXD2A, TAF5, CALHM1 полиморфизмы, которые характеризуются полногеномным уровнем значимости, также ассоциирован с возникновением новообразований головного мозга (медуллобла стомы, астроцитомы, глиомы), а CALHM1 - и с регуляцией кальциевого гомеостаза, и с образованием амилоида А-бета. Ранее была установлена связь полиморфизма rs2984613 (хромосома 1q22, гены PMF1 и SLC25A44) с нелобарным внутримозговым кровоизлиянием [97]. В 2015 году были опубликованы также результаты полногеномного анализа ассоциаций с прогрессированием поражения белого вещества у пожилых лиц европейского происхождения [98]. Прогрессирование поражения белого вещества наблюдали у 1085 (14%) участников исследования, что позволило сделать вывод о невысокой значимости генетических фак торов в прогрессировании этого поражения у по жилых. Полученные данные объяснили возможным упущением значимых полиморфизмов, относительно небольшим периодом наблюдения для суждения о вкладе генетических факторов в прогрессирование, а также возрастом участников исследования. Высказано предположение о возможной роли генетических факторов в прогрессировании поражений белого вещества у лиц молодого возраста. Таким образом, проведенные полногеномные исследования ассоциаций ГИБВ и АГ позволили вы явить локусы, гены которых связаны одновременно и с ГИБВ, и с вариабельностью АД. Понимание биологических функций данных генов, оценка их перекрывания и взаимодействия позволят приблизиться к пониманию молекулярных механизмов ГИБВ и их взаимоотношений с АГ, их участия в старении и развитии дегенеративного поражения. Полученные результаты подтверждают многофакторность заболеваний, зависимость их течения от комбинации факторов и их взаимодействия. Однако в настоящее время совокупный эффект локусов АД, идентифицированных методом GWAS, способен объяснить лишь менее 3% клинически значимой вариабельности АД [99]. ЭПИГЕНЕТИКА АГ И ЦМА Эпигенетические исследования при АГ и ЦМА не многочисленны и посвящены преимущественно влиянию потенциально модифицируемых факторов внешней среды, образа жизни и питания на экспрессию генов [100]. Известно, что к основным механизмам эпигенетической модуляции экспрессии генов относятся метилирование ДНК, модификации хроматина (в том числе гистонов), регуляция микроРНК [101-103]. Метилирование ДНК Метилирование позволяет регулировать активность генов путем присоединения к цитозиновым основаниям ДНК метильной группы, что нарушает синтез РНК и соответственно трансляцию. Функционально гиперметилирование должно приводить к «выключению» (silencing), а гипометилирование - к активации гена [100]. Установлено, что дефицит белка в корме беременных крыс приводит к гипометилированию про мотора гена ACE, вызывая у потомков этих крыс предрасположенность как к АГ, так и к когнитивным нарушениям [104]. Обратная корреляция между метилированием гена ACE, активностью ангиотензин превращающего фермента и систолическим АД наблюдается у детей. При этом у детей с DD-генотипом и низким весом уровень метилирования значительно ниже, чем у детей с нормальным весом [105]. На китайской популяции показана зависимость риска АГ от уровня метилирования сайтов CpG1 и CpG2-5 гена АDD1 (аддуцина) у женщин и мужчин соответствен но, а также промотора данного гена при отсутствии гендерных различий [106]. Гиперметилирование промотора гена HSD11B2 (11β2-гидроксистероид дегидрогеназа) приводит к нарушению превращения кортизола в кортизон, повышению индекса тетрагидрокортизол/тетрагидрокортизон (активные метаболиты кортизола и кортизона) и развитию АГ у людей [107, 108]. Гипометилирование гена NKCC1 (Na-K-2Cl котранспортер-1) у гипертензивных крыс сопряжено с повышением активности NKCC1 и развитием АГ [109]. Установлена взаимосвязь между метилировани ем и экспрессией гена NET (транспортер норэпинефрина) у пациентов с АГ и паническими атаками [110]. В единственном микроматричном анализе метилирования ДНК при ЦМА были выявлены в разной степени метилированные гены, связанные с возникновением и прогрессированием лейкоареоза. Так, обнаружено гиперметилирование локализованного на хромосоме 8q24 гена NDRG1 (цитоплазматический белок, кодируемый этим геном, участвует в процессах защиты миелиновой оболочки в периферической нервной системе, дифференцировке клеток, мета стазировании опухолей и гипоксии, воспалительном ответе и др.), а ген BRUNOL4, или CELF4 (хромосома 18q12, белок BRUNO-like 4, определяющий стабильность мРНК), был гипометилирован по сравнению с контрольной группой с нормальной нейровизуализационной картиной [111]. Модификация гистонов. Гистоны (H1/Н5, H2A, H2B, H3, H4) - основные белки хроматина, участвующие в упаковке ДНК в ядре посредством формирования нуклеосом. Участие гистонов в механизмах эпигенетической регуляции ядерных процессов обеспечивается наличием подвижного N-концевого фрагмента («хвоста») нуклеосомы, состоящего из 20 аминокислот. Модификация N-концевого фрагмента при участии различных ферментов (метилирование аргинина, ацетилирование лизина, фосфорилирование серина и треонина, убиквитинирование и др.) влияет на взаимодействие гистонов с ДНК. Отделение гистона делает упаковку ДНК менее плотной и доступной для белков-регуляторов, что приводит к повышению активности гена, тогда как более плотная упаковка снижает активность гена. Так, ацетилирование гистонов усиливает транскрипцию, в то время как де ацетилирование ее угнетает; метилирование лизина ингибирует, а аргинина - активирует транскрипцию; гиперметилирование или монометилирование лизина может оказывать противоположный эффект - выключать или активировать гены-мишени [112]. Ферментативные каскады, запускаемые альдостероном при гипометилировании Lys79 гистона H3, сопряжены с активацией промотора гена эпителиальных Nа+-каналов, что приводит к увеличению Na-каналов в дистальных отделах нефрона, сАМР опосредованной реабсорбции натрия и развитию АГ [113]. Гиперметилирование гистона Н3, обусловленное дефицитом лизин-специфической деметилазы-1 (LSD-1), приводило к развитию АГ у мышей, получавших высокосолевой корм [114]. На модели транс генных мышей показана возможность запуска симпатической активации при первичной стимуляции В2-адренорецепторов посредством ацетилирования гистонов Н3 и Н4 с последующим «выключением» промотора гена WNK4 (серин-треониновая киназа). Это приводит к сверхэкспрессии Nа+Сl-котранспор тера, а также эпителиальных Nа+-каналов, реабсорбции натрия и развитию АГ [115]. Показано, что аце тилирование Н3 в нейронах area postrema cопряжено с изменением чувствительности катехоламинергических нейронов сосудистого центра продолговатого мозга, последующей стволовой симпатической активацией и АГ [116]. Регуляция микроРНК. МикроРНК (miR) - эндогенные, некодирующие РНК длиной ~ 22 нуклеотида, которые. регулируют активность генов как на транскрипционном уровне, препятствуя переносу информации с ДНК на мРНК, так и на стадии трансляции, что приводит к разрушению уже синтезированной мРНК. Считается, что не менее 30% генов человека регулируется при помощи микроРНК [117]. На клетках надпочечника человека показано, что активация экспрессии miR-21 ангиотензином II приводит к повышению секреции альдостерона и усилению клеточной пролиферации [118]. MiR-124 и miR-135а влияют на экспрессию гена рецептора минералокортикоидов - NR3C2, вовлеченного в механизмы формирования семейной гипертензии и поддержания солевого баланса почками [119]. Повышение уровней miR-320 и miR-26b и снижение уровня miR-21 наблюдается у соль-чувствительных крыс Dahl. Предполагаемой мишенью miR-320 является рецептор инсулиноподобного фактора роста-1. Сосудистое ремоделирование, наблюдаемое при высокосолевой диете, связывают с инактивацией этих рецепторов [120]. Обнаружена взаимосвязь miR-143, miR-145, miR-21, miR-133, miR-1 c изменением гладкомышечных клеток сосудов и ремоделированием сосудистого русла при АГ. Мононуклеарные клетки периферической крови больных АГ характеризуются низ ким уровнем miR-143, miR-145, miR-133 и высоким miR-21, miR-1 по сравнению с контрольной группой. Показана корреляция экспрессии miR-143, miR-145, miR-133 с суточным диастолическим АД при АГ [121]. На культуре клеток коры надпочечников чело века установлено, что miR-24 участвует в эпигенетической регуляции синтеза альдостерона и кортизола путем воздействия на 11β-гидроксилазу (CYP11B) - ключевой фермент синтеза этих гормонов [122]. Изучение роли микроРНК в развитии лейкоареоза при ЦМА [111] выявило восемь дифференциально экспрессирующихся микроРНК, связанных с регуляцией активности патогенетических генов и молекулярными механизмами лейкоареоза. Следует отметить, что значимость этих предполагаемых па тогенетических генов подтверждена результатами GWAS (TRIM65, ACOX1), поисками генов-кандидатов (AGTR2, MTHFR, BDNF, MMP3, MMP13), профилем экспрессии генов (CCR5, IL6, MAF, CALM1, COL24A1, EPHB2, MAP1B, CYB5A, CDC6, CTSC) и эпигенетическими исследованиями (HLA-DQA1, TGFBR3, CD80, WDR41, RNF39, KIAA1199, AAK1). Большинство из указанных генов связано с воспалением в ЦНС [111]. Изучение роли механизмов эпигенетической дисрегуляции, приводящих к нарушению экспрессии генов при АГ и ЦМА, только начинается. Учитывая их прямую связь с факторами цереброваскулярного риска, можно предполагать особую значимость эпигенетических механизмов в развитии данных возраст-зависимых многофакторных заболеваний. Правомерность такого заключения подтверждается перекрываемостью результатов эпигенетических исследований с данными изучения генов-кандидатов, полногеномных исследований значимости воспаления и иммунного ответа, а также компонентов РААС в развитии ЦМА. Крайне важным представляется уточнение патогенетически важных эпигенетических маркеров в крови и цереброспинальной жидкости, возможность их использования для оценки поражения мозга и мелких сосудов, учитывая невозможность прямой прижизненной визуализации и значимость косвенных методов оценки прогрессирующего поражения мозга и мелких сосудов. Актуальность изучения механизмов эпигенетической дисрегуляции определяется не только высокой социальной значимостью заболеваний, которая будет только возрастать в условиях тенденции к старению населения, но и их потенциальной обратимостью вследствие связи с модифицируемыми факторами цереброваскулярного риска. Мы предполагаем, что важную роль в развитии ЦМА могут играть процессы, регулируемые микроРНК. Это предположение основано на ведущей роли эндотелиальных нарушений в развитии ЦМА [10] и зависимости экспрессии основных регуляторов эндотелиальной функции от активности рибонуклеазы Dicer и соответственно микроРНК [123]. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Изучение генетической обусловленности АГ и ЦМА позволило идентифицировать новые молекулярные мишени, потенциально важные для понимания патогенетических механизмов развития этих заболеваний и их терапевтической коррекции. Однако в настоящее время невозможно объяснить, почему при очевидной роли наследственности генетические данные не вполне объясняют закономерности формирования предрасположенности к этим заболеваниям и не позволяют прогнозировать их развитие. Одним из подходов к разрешению данного противоречия может стать изучение взаимодействия генно-метаболических и иных регуляторных сетей с генами, ассоциированными с изучаемыми заболеваниями. Ближайшей задачей должен стать поиск эпигенетических маркеров, ассоциированных с различными вариантами течения АГ и ЦМА, что позволит дифференцировать значимые факторы внешней среды на индивидуальном уровне. Это станет основой поиска новых направлений профилактики и лечения данных заболеваний. Воспроизводимость результатов может быть достигнута формированием однородных групп больных, использованием единых стандартов в оценке поражения головного мозга (нейровизуализационных феноменов и терминов), методов лабораторной диагностики и постобработки.

×

Об авторах

Л. А. Добрынина

Научный центр неврологии

Автор, ответственный за переписку.
Email: dobrla@mail.ru
Россия

М. Р. Забитова

Научный центр неврологии

Email: dobrla@mail.ru
Россия

Л. А. Калашникова

Научный центр неврологии

Email: dobrla@mail.ru
Россия

Е. В. Гнедовская

Научный центр неврологии

Email: dobrla@mail.ru
Россия

М. А. Пирадов

Научный центр неврологии

Email: dobrla@mail.ru
Россия

Список литературы

  1. Oganov R.G., Timofeeva T.N., Koltunov I.E., Konstantinov V.V., Balanova Y.A., Kapustina A.V., Lel’chuk I.N., Shal’nova S.A., Deev A.D. // Kardiovaskulyarnaya terapiya i profilaktika 2011, V.10, №1, P.9-13
  2. Chazova I.E., Oshchepkova E.V. // Vestnik RAMN 2013, №2, P.4-11
  3. Lewington S., Clarke R., Qizilbash N., Peto R., Collins R. // Lancet. 2002, V.360, P.1903-1913
  4. Mancia G., Fagard R., Narkiewicz K., Redón J., Zanchetti A., Böhm M., Christiaens T., Cifkova R., De Backer G., Dominiczak A. // J. Hypertension. 2013, V.31, №7, P.1281-1357
  5. Dahlöf B. // Am. J. Cardiol. 2007, V.100, №3, P.17J-24J
  6. Feigin V.L., Abajobir A.A., Abate K.H., Abd-Allah F., Abdulle A.M., Abera S.F., Abyu G.Y., Ahmed M.B., Aichour A.N., Akinyemi R.O. // Lancet Neurol. 2017, V.16, №11, P.877-897
  7. Feigin V.L., Krishnamurthi R., Bhattacharjee R., Parmar P., Theadom A., Hussein T., Purohit M., Hume P., Abbott M., Rush E. // Stroke 2015, V.46, №6, P.1740-1747
  8. Shmidt E.V., Maksudov G.A. // Zhurnal nevrologii i psihiatrii im S.S. Korsakova. 1971, V.71(1), P.3-11
  9. Vereshchagin N.V., Morgunov V.A., Gulevskaya T.S. // Patologiya golovnogo mozga pri ateroskleroze i arterial’noj gipertonii. M.: Medicina, 1997. P. 228. P.228
  10. Pantoni L., Gorelick F.B. // Cerebral Small Vessel Disease. UK: Cambridge Univ. Press, 2014. 2014, P.1-360
  11. Gorelick P.B., Scuteri A., Black S.E., Decarli C., Greenberg S.M., Iadecola C., Launer L.J., Laurent S., Lopez O.L., Nyenhuis D. // Stroke. 2011, V.42, №9, P.2674-2701
  12. Meissner A. // Cerebrovascular Diseases. 2016, V.42, №3-4, P.255-262
  13. Perrotta M., Lembo G., Carnevale D. // Int. J. Mol. Sci. 2016, V.17, №347, P.1-11
  14. Gakidou E., Afshin A., Abajobir A.A., Abate K.H., Abbafati C., Abbas K.M., Abd-Allah F., Abdulle A.M., Abera S.F., Aboyans V. // Lancet. 2017. V. 16. № 90 (10100). P. 1345-1422. 2017, V.16, №90(10100), P.1345-1422
  15. Dufouil C., de Kersaint-Gilly A., Besançon V., Levy C., Auffray E., Brunnereau L., Alpérovitch A., Tzourio C. // Neurology 2001, V.56, №7, P.921-926
  16. de Leeuw F.E., de Groot J.C., Oudkerk M., Witteman J.C., Hofman A., van Gijn J., Breteler M.M. // Brain. 2002, V.125, №4, P.765-762
  17. van Dijk E.J., Breteler M.M., Schmidt R., Berger K., Nilsson L.G., Oudkerk M., Pajak A., Sans S., de Ridder M., Dufouil C. // Hypertension. 2004, V.44, №5, P.625-630
  18. van Dijk E.J., Prins N.D., Vrooman H.A., Hofman A., Koudstaal P.J., Breteler M.M. // Stroke. 2008, V.39, №10, P.2712-2719
  19. Firbank M.J., Wiseman R.M., Burton E.J., Saxby B.K., O’Brien J.T., Ford G.A. // J. Neurol. 2007, V.254, №6, P.713-721
  20. Debette S., Markus H.S. // British Medical J. 2010, V.341, №c3666, P.1-9
  21. Poggesi A., Pantoni L., Inzitari D., Fazekas F., Ferro J., O’Brien J., Hennerici M., Scheltens P., Erkinjuntti T. // Cerebrovasc. Dis. 2011, V.32, №6, P.577-588
  22. Verhaaren B.F., Vernooij M.W., de Boer R., Hofman A., Niessen W.J., van der Lugt A., Ikram M.A. // Hypertension. 2013, V.61, №6, P.1354-1359
  23. Abraham H.M., Wolfson L., Moscufo N., Guttmann C.R., Kaplan R.F., White W.B. // J. Cereb. Blood Flow Metab. 2016, V.36, №1, P.132-142
  24. Filomena J., Riba-Liena I., Vinyoles E., Tovar J.L., Mundet X., Castañé X., Vilar A., López-Rueda A., Jiménez-Baladó J., Cartanyà A. // Hypertension. 2015, V.66, №3, P.634-640
  25. Godin O., Tzourio C., Maillard P., Mazoyer B., Dufouil C. // Circulation. 2011, V.123, №3, P.266-273
  26. Chang-Quan H., Hui W., Chao-Min W., Zheng-Rong W., Jun-Wen G., Yong-Hong L., Yan-You L., Qing-Xiu L. // Int. J. Clin. Pract. 2011, V.65, №12, P.1295-1305
  27. Satizabal C.L., Beiser A.S., Chouraki V., Chêne G., Dufouil C., Seshadri S. // N. Engl. J. Med. 2016, V.374, №6, P.523-532
  28. Hara K. // Rinsho Shinkeigaku. 2010, V.50, №11, P.852-854
  29. Kochunov P., Glahn D.C., Lancaster J., Winkler A., Karlsgodt K., Olvera R.L., Curran J.E., Carless M.A., Dyer T.D., Almasy L. // Hypertension. 2011, V.57, №2, P.330-335
  30. Singh M., Singh A.K., Pandey P., Chandra S., Singh K.A., Gambhir I.S. // Clin. Exp. Hypertension. 2016, V.38, №3, P.268-277
  31. Choi J.C. // J. Stroke. 2015, V.17, №1, P.7-16
  32. Moreton F.C., Razvi S.S., Davidson R., Muir K.W. // Acta Neurol. Scand. 2014, V.130, №3, P.197-203
  33. Schmidt H., Zeginigg M., Wiltgen M., Freudenberger P., Petrovic K., Cavalieri M., Gider P., Enzinger C., Fornage M., Debette S. // Brain. 2011, V.134, №11, P.3384-3397
  34. Sierra C., Coca A., Gómez-Angelats E., Poch E., Sobrino J., de la Sierra A. // Hypertension. 2002, V.39, №2, P.343-347
  35. Takami S., Imai Y., Katsuya T., Ohkubo T., Tsuji I., Nagai K., Satoh H., Hisamichi S., Higaki J., Ogihara T. // Am. J. Hypertens. 2000, V.13, №2, P.121-127
  36. Brenner D., Labreuche J., Pico F., Scheltens P., Poirier O., Cambien F., Amarenco P. // J. Neurol. 2008, V.255, №7, P.993-1000
  37. Jeunemaitre X., Soubrier F., Kotelevtsev Y.V., Lifton R.P., Williams C.S., Charru A., Hunt S.C., Hopkins P.N., Williams R.R., Lalouel J.M. // Cell. 1992, V.71, №1, P.169-180
  38. Jeunemaitre X., Inoue I., Williams C., Charru A., Tichet J., Powers M., Sharma A.M., Gimenez-Roqueplo A.P., Hata A., Corvol P., Lalouel J.M. // Am. J. Hum. Genet. 1997, V.60, №6, P.1448-1460
  39. Kunz R., Kreutz R., Beige J., Distler A., Sharma A.M. // Hypertension. 1997, V.30, №6, P.1331-1337
  40. Staessen J.A., Kuznetsova T., Wang J.G., Emelianov D., Vlietinck R., Fagard R. // J. Hypertens. 1999, V.17, №1, P.9-17
  41. Schmidt R., Schmidt H., Fazekas F., Launer L.J., Niederkorn K., Kapeller P., Lechner A., Kostner G.M. // Hypertension. 2001, V.38, №1, P.110-115
  42. Strambovskaya N.N. // Sibirskij medicinskij zhurnal. 2014, №1, P.72-75
  43. Schmidt H., Fazekas F., Kostner G.M., van Duijn C.M., Schmidt R. // Stroke. 2001, V.32, №2, P.405-412
  44. Schmidt H., Aulchenko Y.S., Schweighofer N., Schmidt R., Frank S., Kostner G.M., Ott E., van Duijn C. // Stroke. 2004, V.35, №11, P.2592-2597
  45. Gormley K., Bevan S., Markus H.S. // Cerebrovasc. Dis. 2007, V.23, №2-3, P.148-155
  46. Salminen L.E., Schofield P.R., Pierce K.D., Zhao Y., Luo X., Wang Y., Laidlaw D.H., Cabeen R.P., Conturo T.E., Tate D.F. // Behav. Brain Res. 2016, V.296, P.85-93
  47. Zhang L., Miyaki K., Araki J., Song Y., Kimura T., Omae K., Muramatsu M. // Hypertens. Res. 2006, V.29, №1, P.751-758
  48. Pontremoli R., Ravera M., Viazzi F., Nicolella C., Berruti V., Leoncini G., Giacopelli F., Bezante G.P., Sacchi G., Ravazzolo R. // Kidney Int. 2000, V.57, №2, P.561-569
  49. Julve R., Chaves F.J., Rovira E., Pascual J.M., Miralles A., Armengod M.E., Redon J. // Blood Press. Monit. 2001, V.6, №1, P.27-32
  50. Jimenez P.M., Conde C., Casanegra A., Romero C., Tabares A.H., Orías M. // J. Renin Angiotensin Aldosterone Syst. 2007, V.8, №1, P.42-44
  51. Cosenso-Martin L.N., Vaz-de-Melo R.O., Pereira L.R., Cesarino C.B., Yugar-Toledo J.C., Cipullo J.P., de Souza Pinhel M.A., Souza D.R., Vilela-Martin J.F. // Eur. J. Med. Res. 2015, V.20, №1, P.1-9
  52. Orlova N.V., Sitnikov V.F., CHukaeva I.I., Prohin A.V. // Medicinskij al’manah. 2011, V.3(16), P.81-84
  53. Amar K., MacGowan S., Wilcock G., Lewis T., Scott M. // Int. J. Geriatr. Psychiatry. 1998, V.13, №9, P.585-590
  54. Purandare N., Oude Voshaar R.C., Davidson Y., Gibbons L., Hardicre J., Byrne J., McCollum C., Jackson A., Burns A., Mann D.M. // J. Am. Geriatr. Soc. 2006, V.54, №9, P.1395-1340
  55. Paternoster L., Chen W., Sudlow C.L. // Stroke. 2009, V.40, №6, P.2020-2026
  56. Tran T., Cotlarciuc I., Yadav S., Hasan N., Bentley P., Levi C., Worrall B.B., Meschia J.F., Rost N., Sharma P. // J. Neurol. Neurosurg. Psychiatry. 2016, V.87, №3, P.260-266
  57. Toda N., Ayajiki K., Okamura T. // J. Hypertens. 2009, V.27, №10, P.1929-1940
  58. Meschia J.F., Nalls M., Matarin M., Brott T.G., Brown R.D. Jr., Hardy J., Kissela B., Rich S.S., Singleton A., Hernandez D. // Stroke. 2011, V.42, №10, P.2726-2732
  59. Levinsson A., Olin A.C., Björck L., Rosengren A., Nyberg F. // Nitric Oxide. 2014, V.39, P.1-7
  60. Yakovleva O.I., Vahrameeva N.V., Larionova V.I., Bogdanova M.A., Konradi O.A. // Arterial’naya gipertenziya. 2005, V.11, №3, P.195-200
  61. Bairova T.A., Dolgih V.V., Bimbaev A.B.Zh., Tugutova I.A., Hojkova O.Ch. // Byulleten’ VSNC SO RAMN. 2007, V.3(55), P.64-65
  62. Kuznecova T.Yu., Gavrilov D.V., Samohodskaya L.M., Postnov A.Yu., Bojcov S.A. // Sibirskij medicinskij zhurnal. 2010. V. 25. №. 2(1). 2010, V.25, №2(1), P.33-38
  63. Jin J.J., Nakura J., Wu Z., Yamamoto M., Abe M., Tabara Y., Yamamoto Y., Igase M., Kohara K., Miki T. // Hypertension. 2003, V.41, №1, P.163-167
  64. Tiret L., Poirier O., Hallet V., McDonagh T.A., Morrison C., McMurray J.J., Dargie H.J., Arveiler D., Ruidavets J.B., Luc G. // Hypertension. 1999, V.33, №5, P.1169-1174
  65. Hassan A., Hunt B.J., O’Sullivan M., Bell R., D’Souza R., Jeffery S., Bamford J.M., Markus H.S. // Brain. 2004, V.127, №1, P.212-219
  66. Hong E.D., Taylor W.D., McQuoid D.R., Potter G.G., Payne M.E., Ashley-Koch A., Steffens D.C. // Am. J. Geriatr. Psychiatry. 2009, V.17, №10, P.847-855
  67. Rutten-Jacobs L.C., Traylor M., Adib-Samii P., Thijs V., Sudlow C., Rothwell P.M., Boncoraglio G., Dichgans M., Meschia J., Maguire J. // Stroke. 2016, V.47, №3, P.646-651
  68. Lau L.M., van Meurs J.B., Uitterlinden A.G., Smith A.D., Refsum H., Johnston C., Breteler M.M. // Neurobiol. Aging 2010, V.31, №11, P.2020-2022
  69. Szolnoki Z., Somogyvári F., Kondacs A., Szabó M., Fodor L. // Acta Neurol. Scand. 2001, V.104, №5, P.281-287
  70. Szolnoki Z., Somogyvári F., Kondacs A., Szabó M., Fodor L., Bene J., Melegh B. // Acta Neurol. Scand. 2004, V.109, №3, P.222-227
  71. Jannes J., Hamilton-Bruce M.A., Pilotto L., Smith B.J., Mullighan C.G., Bardy P.G., Koblar S.A. // Stroke. 2004, V.35, №5, P.1090-1094
  72. Sun X., Lai R., Li J., Luo M., Wang Y., Sheng W. // PLoS One. 2013, V.8, №1, P.1-8
  73. Martiskainen M., Pohjasvaara T., Mikkelsson J., Mäntylä R., Kunnas T., Laippala P., Ilveskoski E., Kaste M., Karhunen P.J., Erkinjuntti T. // Stroke. 2003, V.34, №3, P.886-891
  74. Ma H., Sun G., Wang W., Zhou Y., Liu D., Tong Y., Lu Z. // Medicine (Baltimore). 2016, V.95, №2, P.1-15
  75. Li Y.Y. // PLoS One. 2012, V.7, №4, P.1-7
  76. Krivoshej I.V. // Nauchnye vedomosti. 2013, V.25(168), P.165-69
  77. Yang W., Lu J., Yang L., Zhang J. // Iran J. Public Health. 2015, V.44, №11, P.1445-1452
  78. Dziedzic T., Slowik A., Pera J., Szczudlik A. // Cerebrovasc. Dis. 2005, V.20, №5, P.299-303
  79. Chamorro A., Revilla M., Obach V., Vargas M., Planas A.M. // Cerebrovasc. Dis. 2005, V.19, №2, P.91-95
  80. Fornage M., Chiang Y.A., O’Meara E.S., Psaty B.M., Reiner A.P., Siscovick D.S., Tracy R.P., Longstreth W.T. Jr. // Stroke. 2008, V.39, №7, P.1952-1959
  81. Raz N., Yang Y., Dahle C.L., Land S. // Biochim. Biophys. Acta. 2012, V.1822, №3, P.361-369
  82. Knyazeva A.S., Strambovskaya N.N. // Byulleten’ VSNC SO RAMN. 2014, V.1(95), P.30-34
  83. Reitz C., Berger K., de Maat M.P., Stoll M., Friedrichs F., Kardys I., Witteman J.C., Breteler M.M. // Stroke. 2007. V. 38. № 8. 2007, V.38, №8, P.2356-2359
  84. Fatar M., Stroick M., Steffens M., Senn E., Reuter B., Bukow S., Griebe M., Alonso A., Lichtner P., Bugert P. // Cerebrovasc. Dis. 2008, V.26, №2, P.113-119
  85. Zhang M., Zhu W., Yun W., Wang Q., Cheng M., Zhang Z., Liu X., Zhou X., Xu G. // J. Neurol. Sci. 2015, V.356, №1-2, P.61-64
  86. Kim O.J., Hong S.H., Oh S.H., Kim T.G., Min K.T., Oh D., Kim N.K. // Stroke. 2011, V.42, №9, P.2393-2402
  87. Huang C.C., Liu M.E., Chou K.H., Yang A.C., Hung C.C., Hong C.J., Tsai S.J., Lin C.P. // Psychoneuroendocrinology. 2014, V.39, P.94-103
  88. Lupton S.J., Chiu C.L., Lind J.M. // Twin Res. Hum. Genet. 2011, V.14, №4, P.295-304
  89. Newton-Cheh C., Johnson T., Gateva V., Tobin M.D., Bochud M., Coin L., Najjar S.S., Zhao J.H., Heath S.C., Eyheramendy S. // Nat. Genet. 2009, V.41, №6, P.666-676
  90. Levy D., Ehret G.B., Rice K., Verwoert G.C., Launer L.J., Dehghan A., Glazer N.L., Morrison A.C., Johnson A.D., Aspelund T. // Nat. Genet. 2009, V.41, №6, P.677-687
  91. Ehret G.B., Munroe P.B., Rice K.M., Bochud M., Johnson A.D., Chasman D.I., Smith A.V., Tobin M.D., Verwoert G.C. // International Consortium for Blood Pressure Genome- Wide Association Studies // Nature 2011, V.478, №7367, P.103-109
  92. Fornage M., Debette S., Bis J.C., Schmidt H., Ikram M.A., Dufouil C., Sigurdsson S., Lumley T., DeStefano A.L., Fazekas F. // Ann. Neurol. 2011, V.69, №6, P.928-939
  93. Verhaaren B.F., de Boer R., Vernooij M.W., Rivadeneira F., Uitterlinden A.G., Hofman A., Krestin G.P., van der Lugt A., Niessen W.J., Breteler M.M. // Stroke. 2011, V.42, P.3297-3279
  94. Adib-Samii P., Rost N., Traylor M., Devan W., Biffi A., Lanfranconi S., Fitzpatrick K., Bevan S., Kanakis A., Valant V. // Stroke. 2013, V.44, №6, P.1609-1615
  95. Tabara Y., Igase M., Okada Y., Nagai T., Uetani E., Kido T., Ochi N., Takita R., Yamamoto M., Kohara K. // Eur. J. Neurol. 2013, V.20, №5, P.860-862
  96. Verhaaren B.F., Debette S., Bis J.C., Smith J.A., Ikram M.K., Adams H.H., Beecham A.H., Rajan K.B., Lopez L.M., Barral S. // Circ. Cardiovasc. Genet. 2015, V.8, №2, P.398-409
  97. Woo D., Falcone G.J., Devan W.J., Brown W.M., Biffi A., Howard T.D., Anderson C.D., Brouwers H.B., Valant V., Battey T.W. // Am. J. Hum. Genet. 2014, V.94, №4, P.511-521
  98. Hofer E., Cavalieri M., Bis J.C., DeCarli C., Fornage M., Sigurdsson S., Srikanth V., Trompet S., Verhaaren B.F., Wolf C. // Stroke. 2015. V. 46. № 11. 2015, V.46, №11, P.3048-3057
  99. Munroe P.B., Barnes M.R., Caulfield M.J. // Circ. Res. 2013, V.112, №10, P.1365-1379
  100. Raftopoulos L., Katsi V., Makris T., Tousoulis D., Stefanadis C., Kallikazaros I. // Life Sci. 2015, V.129, P.22-26
  101. Liang M., Cowley A.W.Jr., Mattson D.L., Kotchen T.A., Liu Y. // Semin. Nephrol. 2013. V. 33. № 4. 2013, V.33, №4, P.392-399
  102. Wang J., Gong L., Tan Y., Hui R., Wang Y. // J. Hum. Hypertens. 2015, V.29, №10, P.575-582
  103. Wise I.A., Charchar F.J. // Int. J. Mol. Sci. 2016, V.17, №4, P.2-14
  104. Goyal R., Goyal D., Leitzke A., Gheorghe C.P., Longo L.D. // Reprod. Sci. 2010, V.17, №3, P.227-238
  105. Rangel M., dos Santos J.C., Ortiz P.H., Hirata M., Jasiulionis M.G., Araujo R.C., Ierardi D.F., Franco Mdo C. // PLoS One. 2014, V.9, №8, P.1-8
  106. Zhang L.N., Ji L.D., Fei L.J., Yuan F., Zhang Y.M., Xu J. // Biomed. Res. Int. 2013, V.2013, P.1-5
  107. Friso S., Pizzolo F., Choi S.W., Guarini P., Castagna A., Ravagnani V., Carletto A., Pattini P., Corrocher R., Olivieri O. // Atherosclerosis. 2008, V.199, №2, P.323-327
  108. Udali S., Guarini P., Moruzzi S., Choi S.W., Friso S. // Mol. Aspects Med. 2013, V.34, №4, P.883-901
  109. Lee H.A., Baek I., Seok Y.M., Yang E., Cho H.M., Lee D.Y., Hong S.H., Kim I.K. // Biochem. Biophys. Res. Commun. 2010, V.396, №2, P.252-257
  110. Esler M., Eikelis N., Schlaich M., Lambert G., Alvarenga M., Kaye D., El-Osta A., Guo L., Barton D., Pier C. // Ann. N. Y. Acad. Sci. 2008, V.1148, P.338-348
  111. Lin Q., Huang W.Q., Tzeng C.M. // Rev. Neurosci. 2015, V.26, №3, P.343-358
  112. Millis R.M. // Curr. Hypertens. Rep. 2011, V.13, №1, P.21-28
  113. Zhang D., Yu Z.Y., Cruz P., Kong Q., Li S., Kone B.C. // Kidney Int. 2009, V.75, №3, P.260-267
  114. Pojoga L.H., Williams J.S., Yao T.M., Kumar A., Raffetto J.D., do Nascimento G.R., Reslan O.M., Adler G.K., Williams G.H., Shi Y. // Am. J. Physiol. Heart Circ. Physiol. 2011, V.301, №5, P.H1862-H1871
  115. Mu S., Shimosawa T., Ogura S., Wang H., Uetake Y., Kawakami-Mori F., Marumo T., Yatomi Y., Geller D.S., Tanaka H. // Nat. Med. 2011, V.17, №5, P.573-580
  116. Irmak M.K., Sizlan A. // Med. Hypotheses. 2006, V.66, №5, P.1000-1007
  117. Ouyang Y.B., Stary C.M., Yang G.Y., Giffard R. // Curr. Drug Targets. 2013, V.14, №1, P.90-101
  118. Romero D.G., Plonczynski M.W., Carvajal C.A., Gomez-Sanchez E.P., Gomez-Sanchez C.E. // Endocrinology. 2008, V.149, №5, P.2477-2483
  119. Sõber S., Laan M., Annilo T. // Biochem. Biophys. Res. Commun. 2010, V.391, №1, P.727-732
  120. Ling S., Nanhwan M., Qian J., Kodakandla M., Castillo A.C., Thomas B., Liu H., Ye Y. // J. Mol. Cell Cardiol. 2013, V.65, P.127-136
  121. Kontaraki J.E., Marketou M.E., Zacharis E.A., Parthenakis F.I., Vardas P.E. // J. Hum. Hypertens. 2014, V.28, №8, P.510-516
  122. Robertson S., MacKenzie S.M., Alvarez-Madrazo S., Diver L.A., Lin J., Stewart P.M., Fraser R., Connell J.M., Davies E. // Hypertension. 2013, V.62, №3, P.572-578
  123. Suárez Y., Fernández-Hernando C., Pober J.S., Sessa W.C. // Circ. Res. 2007, V.100, №8, P.1164-1173

Дополнительные файлы

Доп. файлы
Действие
1. JATS XML

© Добрынина Л.А., Забитова М.Р., Калашникова Л.А., Гнедовская Е.В., Пирадов М.А., 2018

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах